Брин запротестовал, конечно. Он вел себя почти как Страж. Говорил, что дорога небезопасна, что стрела, пущенная в спину, убивает Айз Седай так же, как любого другого, и прочее в таком духе. Слушая его, Эгвейн внутренне возмутилась и решила, что следующий мужчина, который заговорит с ней подобным образом, непременно поплатится за это. Три Айз Седай, вне всякого сомнения, стоили не меньше трехсот мужчин. В конце концов его ворчливые протесты и негодующие гримасы иссякли, и ему не оставалось ничего другого, как повиноваться. Брин надел шлем и направил коня вниз, к дороге, на которой застрял торговый караван; он не стал возвращаться тем путем, которым они прибыли. С точки зрения Эгвейн это было даже лучше.
– Веди нас, Суан, – сказала Эгвейн, когда Брин удалился на достаточное расстояние.
Суан смотрела вслед Брину с таким видом, будто он все время безумно раздражал ее своим присутствием. Фыркнув, она надвинула на лоб соломенную шляпу, развернула свою кобылу – точнее говоря, чуть не волоком заставила ее развернуться – и ударами пяток вынудила ту тронуться с места. Эгвейн жестом указала Мирелле следовать за ней. Та, конечно, послушалась; ей, как и Брину, не оставалось ничего другого.
Сперва Мирелле искоса поглядывала на Эгвейн, явно ожидая расспросов о сестрах, которых Шириам и ее приятельницы послали в Белую Башню, и готовя оправдания. Прежде всего, конечно, связанные с тем, что они посмели проделать все это, не уведомив даже Совет. Однако чем дольше Эгвейн скакала, не раскрывая рта, тем беспокойнее ерзала в седле Мирелле. Спустя некоторое время она уже взволнованно облизывала губы: знаменитая выдержка Айз Седай явно начала трещать по швам. Молчание – очень действенное орудие.
Некоторое время всадницы слышали лишь цокот копыт собственных коней и редкие крики птиц в кустах. Однако когда стало ясно, что они заметно отклонились к западу от пути, ведущего в лагерь, Мирелле заерзала в своем седле, точно сидела на крапиве. Это наводило на мысль, что по крупицам собираемые Суан подозрения, наверно, все же имели под собой достаточно веские основания.
Когда Суан еще раз повернула к западу и направила лошадь между двумя странными холмами, напоминающими склонившиеся друг к другу уродливые головы, Мирелле натянула поводья.
– Там... там... вон в той стороне есть водопад, – сказала она, указывая на восток. – Он, правда, и раньше, до засухи, был не слишком велик, но просто прелестен.
Суан тоже остановилась и с легкой улыбкой оглянулась.
Какие тайны скрывала Мирелле? Эгвейн разбирало любопытство. На лбу Зеленой сестры она заметила единственную, но крупную бусину пота, сверкающую в тени серой шляпы. И вздрогнула. Теперь просто необходимо выяснить, из-за чего Айз Седай настолько взволновалась, что аж вспотела.
– Мне почему-то кажется, что в той стороне, куда едет Суан, нас ожидает несравненно более интересное зрелище. Как ты считаешь? – сказала Эгвейн, поворачивая Дайшара, и Мирелле мгновенно снова ушла в себя, точно улитка в раковину. – Поехали!
– Ты все знаешь, да? – еле слышно прошептала Мирелле, когда они проехали между склонившимися друг к другу холмами. Пот теперь просто струился по ее лицу; вне всякого сомнения, она была потрясена до глубины души. – Все. Как могло случиться, что ты?.. – Внезапно она выпрямилась, гневно глядя в спину Суан. – Это все она! Суан с самого начала была твоим человеком! – Казалось, Мирелле возмущена этим обстоятельством до глубины души. – Как мы могли быть до такой степени слепы? И все равно я не понимаю. Мы проявляли такую осторожность...
– Если хочешь сохранить тайну, – презрительно бросила через плечо Суан, – не пытайся так далеко к югу покупать горец перечный.
Что это такое – горец перечный? И к чему Суан вспомнила о нем? Как бы то ни было, Мирелле вздрогнула. О том, насколько она выведена из равновесия, можно было судить хотя бы по тому, что, вопреки обыкновению, с ее стороны не последовало быстрого ответа, который поставил бы Суан на место. Мирелле лишь облизнула губы, точно у нее внезапно пересохло во рту.
– Мать, ты должна понять, почему я... почему мы это сделали. – Ее голос звучал так, будто она обезумела, внезапно столкнувшись с Отрекшимся или даже с собственным призраком. – Не только потому, что Морейн просила об этом, а она была моим другом. Нельзя оставлять их умирать. Это несправедливо! Сделка, которую мы заключаем, временами оказывается очень нелегкой для нас, но для них еще труднее. Ты должна понять. Должна!
Именно в этот момент, когда Эгвейн полагала, что сейчас она наконец получит все необходимые объяснения, Суан внезапно остановила свою лошадку и повернулась лицом к спутницам, так что Эгвейн чуть не налетела на нее.
– Думаю, для тебя же будет лучше, Мирелле, если дальше нас поведешь ты, – холодно, точнее, даже презрительно сказала она. – Согласие сотрудничать может отчасти искупить твою вину. Хоть немного.
– Да, – кивнула Мирелле, безостановочно теребя руками поводья. – Да, конечно.
Теперь она ехала впереди, и вид у нее был такой, точно она вот-вот заплачет. На лице Суан, скакавшей сзади, явственно читалось облегчение. У Эгвейн голова просто трещала от вопросов. Какая сделка? С кем? Кому позволять умирать? И кто такие эти «мы»? Шириам и остальные? Однако расспрашивать Суан она не решилась. Мирелле могла их услышать, а обнаруживать свою неосведомленность в данный момент, конечно, нежелательно. Мудрая женщина, которая чего-то не знает, молчит и слушает, гласит поговорка. И еще одна. У кого есть один секрет, у того их наверняка не меньше десятка. Ничего не оставалось, как только следовать этим мудрым советам, по возможности стараясь удержать ситуацию в руках. Но какова Суан! Она явно знала больше того, о чем рассказывала Эгвейн, а это никуда не годится. Придется сделать ей выговор. Стиснув зубы и призвав на помощь всю свою выдержку, Эгвейн постаралась придать себе как можно более беззаботный вид. Будь мудрой.