Корона мечей - Страница 239

239

Среди пленниц кто-то громко вскрикнул, и одна из них вырвалась из рук удерживающего ее Гвардейца. Эгвейн ал’Вир бросилась к ногам Элайды, протягивая к ней руки, по щекам ее потоком струились слезы.

– Простите меня, Мать! – зарыдала девушка. – Я виновата! Я хочу покаяться, я каюсь! Пожалуйста, не усмиряйте меня! – Она рухнула вниз лицом, содрогаясь от рыданий. – Смилуйтесь, Мать! Я раскаиваюсь! Я сожалею!

– Престолу Амерлин не чуждо милосердие. – В голосе Элайды звучали ликующие нотки. Башне придется потерять Лилейн, Романду и Шириам – чтоб другим неповадно было, – но сила этой девушки еще пригодится Белой Башне. Вернее, ей самой, что одно и то же. – Эгвейн ал’Вир, ты восстала против своей Амерлин, но я готова проявить милосердие. Ты снова наденешь белое платье послушницы и будешь носить его до тех пор, пока я сама не решу, что ты готова подняться на новую ступень. Но в тот самый день ты принесешь на Клятвенном Жезле Четвертую Клятву – верности и преданности Престолу Амерлин.

Другие пленницы тоже попадали на колени, моля, чтобы и им позволили дать эту клятву, доказать, что они искренне раскаиваются. Лилейн рухнула на колени одной из первых, Романда и Шириам не слишком отставали от нее. Эгвейн проползла несколько шагов и поцеловала подол платья Элайды.

– Вверяю себя вашей воле, Мать, – сквозь слезы пробормотала она. – Благодарю вас. О, благодарю вас!

Алвиарин схватила Элайду за плечо и встряхнула.

– Проснись же, глупая женщина! – прорычала она.

Элайда открыла глаза в тусклом свете лампы, которую держала Алвиарин, наклонившись над постелью и касаясь рукой ее плеча. Еще не совсем проснувшись, Элайда пробормотала:

– Что ты сказала?

– Я сказала: «Пожалуйста, проснитесь, Мать», – невозмутимо ответила Алвиарин. – Коварла Балдене вернулась из Кайриэна.

Элайда тряхнула головой, прогоняя остатки сна.

– Так быстро? Я ожидала, что они будут здесь не раньше чем через неделю. Коварла, говоришь? А где Галина? – Глупый вопрос. Алвиарин не могла знать, что за ним стояло.

Но Алвиарин все тем же холодным хрустальным голосом ответила:

– Коварла считает, что Галина захвачена в плен или погибла. Боюсь, новости не слишком... хороши.

Из головы Элайды тут же выскочили все мысли о том, что Алвиарин следовало знать, а что нет.

– Рассказывай, – потребовала она, отбрасывая шелковую простыню.

Однако то, что она услышала, пока поднималась и накидывала поверх ночной рубашки шелковый халат, не позволило ей составить полную картину случившегося. Сражение. Орды айилок, способных направлять. Бегство ал’Тора. Полное поражение. Расстроенная всем этим, она все же заметила, что Алвиарин полностью одета – в белом платье с серебряной вышивкой, с накидкой Хранительницы Летописей на плечах. Вместо того чтобы сразу кинуться сюда и рассказать ей обо всем, эта женщина потратила время на одевание!

Напольные часы в кабинете мягко пробили второй час ночи, когда Элайда вошла в гостиную. До утра еще далеко – худшее время для получения дурных вестей. Коварла поспешно вскочила с кресла с красной подушкой, ее обычно жесткое, неумолимое лицо казалось странно обвисшим от усталости и тревоги. Опустившись на колени, она поцеловала кольцо Элайды. Темное платье для верховой езды запылилось и измялось после долгого путешествия, светлые волосы явно нуждались в расческе, но на плечи накинута шаль – Коварла носила ее столько, сколько Элайда жила на свете.

Элайда едва дождалась, пока губы этой женщины прикоснутся к кольцу Великого Змея, и тут же отдернула руку.

– Почему послали тебя? – отрывисто спросила она. Схватив вязание, брошенное в кресле, Элайда уселась и замелькала длинными костяными спицами. Вязание способствовало тому же, чему и поглаживание резных миниатюрных безделушек из поделочной кости, а ей сейчас несомненно требовалось успокоиться. Еще вязание помогало думать. Она должна осмыслить случившееся. – Где Кэтрин?

Если Галина погибла, бразды правления должна была взять в свои руки Кэтрин, а не Кайрен. Элайда внесла в этот вопрос полную ясность: как только ал’Тора захватят, руководство переходит к Красной Айя.

Коварла медленно, будто сомневаясь, стоит ли это делать, поднялась с колен, плотно прижав к бокам накинутую на плечи шаль с красной бахромой.

– Кэтрин тоже пропала, Мать. Среди уцелевших не оказалось никого выше меня... – Слова замерли у нее на устах, когда пальцы Элайды застыли, не вытащив очередную петлю, а сама она устремила на Коварлу пристальный взгляд. Та сглотнула и переступила с ноги на ногу.

– Сколько, дочь моя? – наконец спросила Элайда, удивляясь, что ее голос звучит так спокойно.

– Я не знаю, скольким еще удалось бежать, Мать, – нерешительно ответила Коварла. – Мы побоялись задерживаться, чтобы обыскать все, и...

– Сколько? – закричала Элайда. Вздрогнув, она заставила себя сосредоточиться на вязании. Не следовало кричать, давать волю гневу – это проявление слабости. Просунуть спицу в петлю, подцепить пряжу и вытащить очередную петлю. Успокаивающе монотонные движения.

– Я... Со мной пришли еще одиннадцать сестер, Мать. – Тяжело дыша, Коварла сделала паузу, но потом продолжила, когда Элайда не промолвила ни слова. – Остальные, возможно, добираются сами, Мать. Гавин отказался ждать дольше, а мы не решились остаться без него и его Отроков, когда вокруг так много айильцев и...

Элайда ничего больше не слышала. Двенадцать. Если бы еще кому-нибудь удалось уцелеть, они тут же направились бы в Тар Валон и появились здесь раньше Коварлы. Даже будь одна или двое из них ранены, что замедлило бы передвижение... Двенадцать. Башня не несла таких огромных потерь даже во время Троллоковых Войн.

239