Корона мечей - Страница 6

Элайда прилагала титанические усилия, чтобы сохранить бесстрастное выражение лица, но вряд ли это ей полностью удалось. Она запретила упоминать имя Таима под угрозой наказания, и горько сознавать, что она не осмеливалась – да-да, не осмеливалась! – осуществить свою угрозу по отношению к Алвиарин. Эта женщина смотрела прямо ей в глаза; отсутствие на этот раз так часто механически повторяемого «Мать» тоже не было случайностью. И этот дерзкий вопрос: уверена ли она, что поступает благоразумно! Она, Престол Амерлин! Не первая среди равных – Престол Амерлин!

Она открыла самую большую из лакированных шкатулок, в которой на сером бархате лежали вырезанные из драгоценной поделочной кости миниатюры. Очень часто, стоило лишь взять в руки какую-нибудь вещицу из своей коллекции, это действовало удивительно успокаивающе – почти как вязание, которое доставляло ей такое удовольствие. Однако важнее было другое – эти чудные миниатюры позволяли Элайде при необходимости поставить человека на место, дать ему понять, что они интересуют ее несравненно больше, чем он. Она легко прикоснулась пальцами сначала к изысканной кошке, лоснящаяся шерсть которой, казалось, струилась, потом к женщине в изящно выполненном одеянии, с припавшим к ее плечам необычным крошечным животным, напоминающим сплошь покрытого волосами человека, – причудливая фантазия резчика. И наконец, Элайда тронула резную рыбу, выполненную так тонко и точно, что казалась почти настоящей, несмотря на то что светлая кость заметно пожелтела от времени.

– Пусть даже четыре сотни, Алвиарин, но кто они? Сброд! – Ей доставило удовольствие зрелище того, как Алвиарин поджала губы. Совсем чуть-чуть, еле заметно, но любая брешь в непробиваемом спокойствии этой женщины... успокаивала. – Разве это много? Только глупец поверит в то, что среди них больше одного-двух, на самом деле умеющих направлять Силу. Самое большее! За десять лет мы обнаружили лишь шестерых мужчин с этой способностью. За последние двадцать лет – только двадцать четыре. А тебе известно, как мы прочесывали всю землю. Что касается Таима... – Это имя обожгло ей язык; единственный Лжедракон, которому удалось избежать укрощения после того, как он оказался в руках Айз Седай. Ей, конечно, вовсе не хотелось, чтобы это событие было отражено в Летописях как происшедшее за время ее правления, во всяком случае, до тех пор, пока она не решит, как именно оно должно быть там описано. Пока в Летописях говорилось лишь о том, что он был схвачен. Элайда погладила чешую рыбы большим пальцем. – Он мертв, Алвиарин, иначе мы бы уже давно услышали о нем. И, уж во всяком случае, он не служит ал’Тору. Он заявлял, что он – Возрожденный Дракон. По-твоему, он легко и просто отказался от этой роли ради того, чтобы служить другому Возрожденному Дракону? По-твоему, если бы он был в Кэймлине, Даврам Башир даже не попытался бы убить его? – Большой палец быстрее заскользил по костяной рыбе, когда Элайда напомнила себе, что Маршал-Генерал Салдэйи находится в Кэймлине, подчиняясь приказу ал’Тора. Какую игру ведет Тенобия? Элайда изо всех сил сдерживалась, стараясь никак не выдать своих мыслей, уподобиться в бесстрастности своим костяным фигуркам.

– Двадцать четыре – совсем немало, и вряд ли стоит говорить об этом вслух, – с угрожающим спокойствием сказала Алвиарин. – Что двадцать четыре, что две тысячи – опасность в обоих случаях достаточно велика. В Летописях упоминается только о шестнадцати. Меньше всего сейчас стоит опять заниматься переписыванием Летописей. Хотя бы ради сестер, которые верят в то, что все изучаемое ими – правда. Даже те, которые вернулись сюда, потому что вы вызвали их, держат язык за зубами.

Элайда напустила на себя удивленный вид. Насколько ей было известно, сама Алвиарин занялась изучением Летописей, только став Хранительницей; она же интересовалась ими по собственной инициативе, хотя Алвиарин вряд ли знает об этом.

– Дочь моя, меня не пугает, даже если это разночтение выплывет наружу. В чем меня можно обвинить? И главное, кто посмеет наказать меня? – Это была правда, очень тонко граничащая с ложью, но, по-видимому, она не произвела на Алвиарин ни малейшего впечатления.

– В Летописях упоминается о том, что некоторые Амерлин были наказаны, хотя о причинах почти всегда говорится очень туманно. Ничего удивительного, ведь Амерлин может приказать изменить запись в Летописи, если она ее не устраивает...

Элайда хлопнула рукой по столу:

– Хватит, дочь моя! В Башне один закон, и это – я! То, что раньше считалось нужным скрывать, пусть в тайне и останется, по той же самой причине, по которой это делалось всегда – ради благополучия Белой Башни. – Только тут Элайда почувствовала, что ушибла ладонь; подняв руку, она увидела расколотую надвое рыбу. Сколько лет было этой чудесной вещице? Пятьсот? Тысяча? Все, что она могла сделать, это постараться никак не выдать своей ярости. И все же голос ее зазвучал заметно более хрипло: – Тувин возьмет пятьдесят сестер и две сотни гвардейцев Башни и поведет их в Кэймлин, к Черной Башне. Там они укротят любого обнаруженного ими мужчину, способного направлять, а потом повесят его, так же как и всех остальных, кого смогут захватить живьем. – Алвиарин даже глазом не моргнула, когда Элайда сообщила ей, как она понимает закон Башни. Элайда всегда понимала под истиной не то, что есть на самом деле, а то, чему следует быть; с учетом этого обстоятельства она и в самом деле была законом Башни. – Вдобавок повесить и всех мертвых. Пусть это послужит предостережением любому мужчине, у которого возникнет желание прикоснуться к Истинному Источнику. Пришли Тувин ко мне. Я хочу ознакомиться с ее планом.