Элайда с кривой усмешкой покачала головой. Она сама была Амерлин и могла процитировать каждую фразу закона почти дословно, – в конце концов, он защищал прежде всего ее интересы, и в нем ни слова не говорилось о том, что, прежде чем стать Амерлин, женщина должна быть полноправной сестрой. Очевидно, что должна, просто те, кто вырабатывал закон, никогда не делали упор на это, считая само собой разумеющимся, и мятежницы пролезли сквозь эту щель.
– Они знают, что их дело безнадежно, Алвиарин. Пустое бахвальство, хорошая мина при плохой игре – вот к чему сводятся все их замыслы. И еще к тому, чтобы впоследствии найти способ так или иначе уйти от наказания, а девчонку просто принести в жертву. – Что достойно сожаления. Ал’Вир – еще одна девушка, которая могла бы помочь держать ал’Тора в руках. Кроме того, если бы ей суждено было овладеть Единой Силой в полную меру своих способностей, она стала бы в этом смысле самой могущественной за тысячу лет или даже больше. Поистине жаль.
– Пустое бахвальство... Зачем им тогда Гарет Брин и его армия? Им понадобится пять или шесть месяцев, чтобы добраться до Тар Валона. За это время капитан Чубейн мог бы увеличить число гвардейцев...
– Их армия... – усмехнулась Элайда. Алвиарин так глупа! При всей своей чисто внешней невозмутимости она по сути всего лишь жалкий, трусливый кролик. Элайда наперед могла вычислить, о чем та собиралась говорить дальше. Сейчас пустится в разглагольствования в духе той чепухи, которую без конца молола Санчей: об Отрекшихся, вырвавшихся на свободу. Конечно, она не посвящена в тайну, но вечно повторять одно и то же... – Фермеры с копьями, мясники с самострелами и портные на лошадях! И чем ближе к городу, тем чаще они вспоминают о том, что Сияющие Стены даже Артуру Ястребиное Крыло оказались не по зубам. – Нет, не кролик, конечно, не кролик. Хитрая, пронырливая ласка. И все же рано или поздно мех этой ласки пойдет на отделку плаща Элайды. Если Свет пожелает, то раньше. – И чем ближе к городу, тем быстрее тает их армия – каждый день они теряют человека, если не десять. Я ничуть не удивлюсь, если наши мятежницы объявятся здесь лишь в сопровождении своих Стражей.
Слишком многие знали о расколе в Башне. Когда восстание будет наконец подавлено, придется изобразить дело так, будто никакого раскола не было, просто небольшое... осложнение, может быть, частично даже явившееся результатом тех безобразий, которые натворил ал’Тор. Это потребует немало усилий и займет много лет. Пройдут, наверно, поколения, прежде чем воспоминания исчезнут из людской памяти. И все бывшие мятежницы дорого заплатят за все эти хлопоты.
Элайда стиснула кулак, будто сжимая глотку одной из мятежниц. Или Алвиарин.
– Я собираюсь расправиться с ними, дочь моя. Весь этот мятеж лопнет, точно гнилая дыня. – Тайна, известная только ей, служила залогом того, что так и будет, сколько бы фермеров и портных лорду Брину ни удалось заманить к себе. Но, в конце концов, какое ей дело до того, что думает эта глупая женщина? Внезапно ею овладело Предсказание. Уверенность в том, чего она на самом деле никак не могла знать, тем не менее уверенность более сильная, чем если бы будущее свершалось прямо у нее на глазах. Внутренний голос, внушавший ей это чувство, был так силен, что Элайда, не задумываясь, шагнула бы с утеса, если бы он потребовал от нее этого. – Белая Башня вновь станет единой и сильной – сильнее, чем когда-либо прежде. Все последствия раскола будут искоренены, а имена мятежниц преданы забвению. Ранд ал’Тор предстанет перед лицом Амерлин, ее гнев обрушится на него. Черная Башня будет сожжена и залита кровью, по ее земле станут гулять сестры. Таково мое Предсказание.
Как обычно, когда Предсказание покинуло ее, Элайда, вся дрожа, с трудом перевела дыхание. Медленно и глубоко дыша, она постаралась взять себя в руки; никто не должен быть свидетелем ее слабости. Но Алвиарин... Ее глаза были широко распахнуты – шире просто невозможно, – рот раскрыт, точно она хотела что-то сказать, но забыла, что именно. Листок выскользнул из зажатой в руке пачки, она едва успела подхватить его в самый последний момент. Однако это привело ее в чувство. В мгновение ока она снова нацепила на лицо маску безмятежного спокойствия, знаменитого спокойствия Айз Седай, но факт оставался фактом – она потрясена до глубины души. О, очень хорошо! Может быть, теперь наконец до нее дойдет, что не стоит затевать козни против той, которую ожидает несомненная победа. Пусть жует и пережевывает эту мысль, если иначе не умеет, – глядишь, и сломает зубы.
Элайда еще раз глубоко вздохнула и поудобнее устроилась за письменным столом, переложив сломанную костяную рыбку так, чтобы не видеть ее. Сейчас самое время развить свою победу.
– Есть кое-что, что необходимо сделать прямо сейчас, дочь моя. Прежде всего, необходимо отправить послание леди Каралайн Дамодред...
Элайда долго и терпеливо давала свои указания, затрагивая в том числе вопросы, в которых Алвиарин прекрасно разбиралась и без нее, но временами обнаруживая пробелы в ее познаниях. В конечном счете Амерлин должна делать свое дело с помощью Хранительницы Летописей, даже если она ненавидит эту женщину. Доставляло удовольствие следить за глазами Алвиарин, за тем, какое удивление возникало в них, когда становилось ясно, что кое-чего она и в самом деле не знала. Но все время, пока Элайда отдавала свои приказания, затрагивающие судьбы мира между Океаном Арит и Хребтом Мира, в ее сознании то и дело вспыхивал образ молодого ал’Тора, с каждым мгновением приближающегося к ней. Точно посаженному в клетку медведю, ему придется научиться танцевать, чтобы получать свой обед.